Евгения Образцова, прима-балерина Большого театра, лауреат премии «Золотая маска» и международных конкурсов, специально для вас ответила на наши вопросы о профессии, а также раскрыла некоторые секреты балетного мастерства и чарующей красоты танца.
— Как вы решили стать балериной? Повлияли ли родители на ваш выбор?
— Да, в этом поучаствовали мои родители. Во-первых, они сами – артисты балета, профессиональные танцовщики. Во-вторых, у меня от природы были все данные для балета, поэтому родители скорее проявили инициативу и спросили меня, хочу ли я танцевать. Я была не против, но и не очень за. Сама профессия мне нравилась, привлекала красотой, легкостью, но на деле это оказался очень тяжелый труд…
Можно сказать, что мой первый год в училище прошел даром, поскольку я не старалась, была очень ленивой и не понимала свои задачи. Только спустя год, когда мама, наверное, по совету коллег, отдала меня педагогу-мужчине, все изменилось. Он был очень строгим, принципиальным, и, видимо, его мужское жесткое воспитание помогло мне понять, что от меня требуется, и стать фанатом профессии.
— Вам было трудно в училище?
— Да, очень трудно, потому что с первых дней я поняла, что больше не принадлежу себе. Например, Вагановская школа разительно отличается от обычной, которую я посещала первые три года. В ней в час или два дня ребенок уже свободен и играет со сверстниками во дворе. Из Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой я приходила домой, когда уже темнело. С десяти лет я забыла про то, что существует двор и друзья вне балета. Детство закончилось.
— Вы скучали по прежней жизни, завидовали сверстникам?
— Нет, с того момента, как я поняла, чего хочу добиться в профессии, я полностью погрузилась в работу. Я стала настоящим фанатиком, могла заниматься дополнительно, и это меня совершенно не утомляло. О лени я больше не вспоминала, скорее даже мама меня останавливала. С двенадцати лет я слышала от нее только: «Хватит, передохни. Ты устала. Тебе пора отдохнуть». Никогда не было никаких интенций или побуждения к работе. Я вкалывала по собственному желанию, родители даже волновались за мое здоровье.
— Что, помимо строгого педагога, помогло решить, что дальше вы занимаетесь только балетом?
— Ко мне пришло осознание, что у меня для этой профессии есть все данные. Я очень рано поняла, что тяжело стать хорошим танцовщиком, когда нет данных. Таким людям приходится себя ломать, заставлять, работать еще больше, но и это не гарантия успеха. Несмотря на весь труд и усилия, ты все равно можешь вырасти совсем не таким танцовщиком, как хотелось бы, потому что тело дано природой и его нельзя кардинально изменить. Я поняла, что я – как раз тот самый, счастливый случай, когда есть все, и нужно это только развивать.
Это понимание меня сильно стимулировало, поскольку я знала, что пошла в правильную профессию: с этими данными нужно было идти именно туда, не математикой заниматься, не синхронным плаванием, а балетом. Оно не давало мне усомниться: «А вдруг надо было выбрать что-то другое?». Я была уверена, поэтому никогда не сомневалась. Очень важно понять, к чему у тебя есть данные, и заняться именно этой сферой.
— Вы всегда знали, что станете примой-балериной Большого театра и станцуете на лучших сценах, или каждый новый успех был неожиданностью?
— Нет, сказать, что я всегда знала, не могу. Я всегда понимала, что жизнь и судьба не складываются так, как человек определил и решил для себя. Человек предполагает, а Бог располагает. Я помнила это, и все мои последующие успехи: награды, лучшие сцены, спектакли – они для меня все равно каждый раз были сюрпризом. Но при этом я отдавала себе отчет в том, что достаточно поработала и достойна того, чтобы меня пригласили в Гранд-Опера или Ковент-Гарден. Это происходило не случайно, а благодаря моим усилиям и работе.
Хотя каждый раз было ощущение, что я в сказке, истории не про меня. Как будто мечты Золушки сбываются. (Улыбается). Я не могу назвать себя лентяйкой, которая лежала на диване и ждала, пока позовут. Но я никогда не думала, что все будет настолько ярко, такие сцены, контракты, спектакли, о которых я даже не мечтала, а они шли мне в руки. Мне оставалось только принимать их, готовиться и показывать, на что я способна.
— Что помогало вам на профессиональном пути?
— Труд. Мой педагог Нинель Кургапкина всегда говорила, что, каким бы ты ни был: талантливым или бездарным, красивым или страшным, — если ты трудишься, это обязательно воздастся. Даже если год, два, три трудишься, стараешься, выбиваешься из сил, но ничего не происходит, это не повод опускать руки. Если ты честно работаешь в профессии, то так или иначе ты все равно добьешься успеха. Мне кажется, что это правильный девиз. Талант–неталант – неважно. Некоторые талантливые дети очень быстро заболевают звездной болезнью, и никто уже не вспоминает, что этот ребенок был самым талантливым. Но дети, у которых хватает ума не поддаваться на похвалу и не задирать нос, доходят до финиша и побеждают.
— Что вы считаете своим главным достижением?
— То, что я успела почерпнуть и впитать от своих учителей. Если я слышу комплимент в свой адрес, то я искренне благодарю педагогов.
— Считаете ли вы себя полностью самореализовавшимся человеком?
— Всегда нужно к чему-то двигаться. Сказать, что я всего достиг, — значит закончить… Я думаю, что если бы я сейчас заканчивала, то я бы в любом случае смогла бы подвести какую-то черту, поскольку сделано очень много, но до предела пока далеко. Планов еще очень-очень много.
— Есть ли у вас профессиональная мечта?
— Пока все мои профессиональные мечты – это исполнительское искусство, спектакли, которые я пока не сделала, но хотела бы сделать. Я мечтаю как о ныне существующих спектаклях, так и тех, которые пока никто не ставил, но хотелось бы, чтобы их поставили специально для меня, и я могла бы воплотить совершенно новый образ. Например, был бы воплощен какой-то необычный для балета персонаж или сюжет, и мне бы посчастливилось стать первой исполнительницей.
— Есть ли миссия или цель у вашего творчества? Хочется ли вам что-нибудь передать зрителю?
— Безусловно. Если бы мне не хотелось что-то передать, то я бы не считала себя балериной. Если нет сверхзадачи, то непонятно, зачем заниматься этой профессией. Если не о чем, то зачем? Этот вопрос должен задавать себе каждый исполнитель, и я себе его всегда задавала. Если этот вопрос не задается, а человек выходит на сцену ради самого выхода, тогда такое искусство ничего не стоит, это ерунда и ремесло в плохом смысле слова.
Для меня любая роль – это история, которую я хочу рассказать, и моя главная задача – правильно донести ее до зрителя, чтобы ее поняли, и спектакль не прошел даром. Любое искусство должно просвещать…
Есть еще антиискусство, к которому я отношусь негативно. Чтобы не было антиискусства, я не хочу делать ничего плохого. Есть роли и сюжеты, за которые я никогда не возьмусь, потому что считаю их нравственно низкими и бесполезными. Они ничего не дают человеку или подают плохой пример, негативную трактовку жизни. Поэтому я очень разочарована в современном драматическом театре, потому что в нем появляется очень много антиискусства. И свою миссию вижу в том, чтобы нести что-то светлое и полезное.
— Есть ли у вас любимая роль, в которой вы полностью раскрываетесь?
— Я не могу выделить одну. Какую бы роль я ни делала, особенно из множества любимых, я руководствуюсь принципом Станиславского: «Я в предполагаемых обстоятельствах». Я полностью растворяюсь в персонаже, будь то Маргарита из «Дамы с камелиями», Джульетта, Татьяна из «Онегина». Каждый раз я проживаю совершенно новую жизнь и стараюсь быть той, о ком произведение писалось. Я даже ничего не привношу своего, я проживаю ее так, как если бы я сама была Татьяной Лариной. Все достоинства и недостатки героинь просыпаются во мне по мере подготовки роли, потому что подготовка – это не день и не два, а долгая кропотливая работы вне стен репетиционного зала: в голове, сердце, душе. Каждый день ты проживаешь жизнь новой героини. Я растворяюсь в ней полностью и представляю миру уже не себя, а ее.
— Пришлось ли вам чем-то пожертвовать на профессиональном пути?
— Наверное, как таковых жертв у меня не было. Может, они и были, но я их таковыми не считаю. Нет ничего такого масштабного, о чем бы я сожалела и говорила, что из-за профессии у меня этого нет. Профессия мне очень дорога, но самое главное для женщины – быть женщиной и иметь семью. Этим мне не пришлось, слава Богу, пожертвовать, так что я ни о чем не жалею.
— Были ли вы неудачи в вашей карьере?
— Неудачи, безусловно, были, и они были разными. Я человек, который склонен преувеличивать, и преувеличивает в основном отрицательные моменты. Мне кажется, что я часто перегибаю палку. Иногда я относила к неудачам то, что затем после правильного осмысления и оценки оказывалось большой удачей. Поэтому считаю, что без «падений» не мыслима никакая творческая жизнь. Все одним белым цветом выкрашено быть не может. Если произошла ошибка один раз, то это повод все переосмыслить и в следующий раз ее не допустить.
— Что самое приятное в вашей работе?
— Конечно, реакция зрителей. Та самая энергетическая отдача, которая происходит в конце. Весь спектакль ты отдаешь силы зрителям, кажется, что отдаешь целую жизнь. В конце все это возвращается вдвойне с аплодисментами, благодарностью зрителей, которые потом встречают у служебного входа или становятся поклонниками. Наверное, это самое прекрасное и приятное.
— Что вы чувствуете в тот момент, когда выходите на поклон и весь Гранд-Опера вам аплодирует?
— Наверное, это можно назвать эйфорией. (Улыбается).
— Что самое сложное в вашей работе?
— Работа. (Смеется). Самое сложное – не лениться. Что бы ни происходило, как бы плохо или хорошо тебе ни было, заболел ты или устал, получил травму или болят ноги, ты все равно идешь и работаешь. Балетная профессия такова: если ты пропустил день – теряешь форму, пропустил неделю – считай, что вылетел из обоймы. Если пропустил месяц, то ломаешь тело заново, чтобы вернуться в форму. Достичь пика балетной формы крайне сложно, и потом приходится ее постоянно поддерживать.
В день два часа чистых репетиций, ежедневный часовой класс, спортзал, работа в зале – постоянные изнурительные физические нагрузки, не говоря уже об эмоциональных.
— То есть у вас минимум пять часов тренировок каждый день?
— Да, если обобщить, примерно так. В 10-11 начинается класс, он длится час, в некоторых театрах полтора часа. Класс – это очень интенсивная зарядка. После него – двухчасовая репетиция. Потом примерка, на которой приходится стоять. Потом еще репетиция два часа. И возможно, вечером после всего этого будет спектакль. Если спектакля не будет, то дома перед сном снова надо сделать ряд упражнений, поддерживающих форму.
У меня было две серьезные травмы — все время поддерживаю в форме колени. Я еще езжу в реабилитационный центр, в котором на специальных тренажерах делаю гимнастику и различные процедуры. Очень часто, когда я прихожу домой, у меня уже нет ни желания, ни времени заниматься чем-то другим. И каждый мой день выглядит именно так. Для кого-то со стороны это может показаться пыткой физическим трудом, а для нас это норма жизни.
Если у меня бывает выходной, я могу целый день лежать и на следующий день даже не осознаю, что я отдыхала. Тело не отдохнуло, а просто подольше полежало в горизонтальном положении, а сама я просто выспалась.
— Расхожие мифы о жесткой и даже жестокой конкуренции между балеринами – правда или вымысел?
— Наверное, ни одна профессия не лишена издержек. В ней есть как светлые, так и темные стороны. Я считаю, что в любой профессии, в которой есть место конкуренции, будь то офисный сотрудник, балерина, актриса и кто-то другой, будут не самые простые отношения. Возможно, здесь действительно нет места искренней дружбе, хотя я видела множество примеров, где она была. Но, наверное, всегда есть место небольшой конкуренции.
Я вижу достоинства коллеги, признаю их, и это вызывает даже не зависть, а желание работать над собственными недостатками. Но вряд ли я буду с этим человеком искренне дружить. Дружба – интимная вещь, другу можешь доверить секреты, тайны, позвонить ночью с просьбой о помощи. В балете у меня нет подруг, кому я буду звонить среди ночи или делиться тайнами, но это естественный результат конкуренции. Однако ни с какой подлостью, низостью, стеклами в пуантах и пр. лично я не сталкивалась.
— Насколько травмоопасен балет?
— Балет — очень травмоопасная профессия. Есть легкие, сложные, очень сложные травмы, есть профессиональные заболевания. Часто в конце карьеры балерины мучаются от артрозов, артритов и подобных заболеваний. Многие страдают от проблем со спиной и позвоночником. Но они есть даже у обычных людей, а у балерин нагрузка на организм в разы больше.
Но опять-таки — кто как работает, кто как себя бережет. Некоторые так эксплуатируют тело, так отдают себя профессии, что к сорока годам превращаются в «старичков». К любому доктору приходит балетный человек, если не говорит, что балетный, то доктор ужасается изношенности суставов, связок и всего организма. Если признается, что балетный, то все вопросы снимаются.
— Если ребенок мечтает заниматься балетом, как помочь, что сделать и куда пойти учиться?
— Если ребенок хочет заниматься балетом, то нужно понять это до десяти лет, потому что потом уже слишком поздно. Но независимо от возраста, можно отдать его в танцевальный кружок: не в гимнастику, не спорт, а именно танцы, чтобы у него развивались танцевальные данные, актерское мастерство, выразительность, музыкальность – это важнее всего. Возможно, лучше всего отдать ребенка в музыкальную школу и секцию танцев. Важно развить танцевальность и музыкальность.
Второй шаг – в десять лет поступать в профессиональное училище. Можно прийти на прием, ребенка посмотрят и скажут, есть у него данные или нет. Если данных категорически нет, то лучше не делать попыток насильно запихать ребенка в училище, поскольку это грозит травмами и личной трагедией. Если ребенка отчислят в процессе обучения – это гораздо большая травма, чем если он просто не поступит. Я считаю, что в балет стоит идти только при наличии всех данных и желания ребенка.
— Что бы вы посоветовали будущим балеринам, которые сейчас учатся и мечтают достичь вашего успеха?
— Трудитесь, трудитесь и трудитесь. Работать, работать и работать. Если есть желание, то оно не должно быть просто розовой мечтой, с которой девочка бегает и говорит, что будет балериной. За этими словами должно стоять очень твердое решение и совсем не детский характер. В совсем юном возрасте придется быть ответственной и взрослой. Если вы приняли столь серьезное решение, то теперь только трудиться и идти вперед.
— Как балеринам удается совмещать столь жесткий характер и потрясающую женственность?
— Наверное, в этом и кроется тайна этого искусства. Педагоги нам всегда говорили, что зритель не должен видеть ваши усилия. «Вы много работаете, выполняете немыслимые физические нагрузки, но только в зале вы можете показать, что устали, у вас закрываются глаза, и вы больше просто не можете. На сцене никто и никогда не должен догадаться, каким трудом все достается. Какой бы по сложности элемент вы ни выполняли, ни один зритель не должен заподозрить, что это тяжело».
Поэтому часто зрители приходят и говорят: «Вы такая легкая, невесомая». И многим мамам хочется отдать девочек в балет. Им кажется, что нет ничего прекраснее, чем быть балериной. Девочки, которые знакомы с балетом, понимают, каким трудом все дается.
Нас этому учат. Мы должны скрывать труд и затраченные усилия. Поэтому нас и учат восемь лет – весьма большой срок.
— Имея столько выдержки и целеустремленности, вы часто плачете?
— Когда мне нужно сдержаться, я сдержусь в любом состоянии. Но если я одна и мне ни перед кем не надо скрывать эмоции, то я очень сентиментальна и могу запросто заплакать. Особенно когда смотрю военные фильмы или слышу военные песни, стоит услышать – уже готова заплакать. Здесь мне порой не скрыть своих слез, даже в общественном месте. К примеру, на День победы…
— Вы волнуетесь перед выходом на сцену?
— Да, конечно. Волнение все время меняется. Иногда бывает совсем как в первый раз. Иногда я могу станцевать серию спектаклей в хорошем расположении духа с ощущением полной уверенности в себе. Из десяти спектаклей девять будут уверенными, а на десятый я буду трястись, как будто бы я никогда не танцевала на сцене. Удивительно, я не могу это объяснить. Бывает очень по-разному.
— Если бы ваш ребенок пришел к вам и сказал, что мечтать танцевать в балете, как бы вы отреагировали?
— Я бы отреагировала положительно. Если ребенок хочет, то почему бы и нет. Я не пошла бы против. Но сделала все возможное, чтобы, во-первых, ребенок прошел небольшой экскурс в мир балета, а, во-вторых, сам принял решение. Плюс, как родитель, я бы рассказала обо всех минусах этой профессии и постаралась бы донести всю ответственность, которую он берет на себя.
— Если бы вы могли по мановению волшебной палочки сменить профессию, сделали бы вы это и на какую?
— Если бы и сменила, то только на драматическую актрису, потому что хотела ей стать.
— Хотелось бы в будущем еще сняться в кино или сыграть в театре?
— Да, хотелось бы. (Улыбается). Конечно.
— А кого?
— Наверное… Меня всегда привлекала Татьяна Ларина. Я бы хотела сыграть ее. (Улыбается).
— Кем вы видите себя через пять лет?
— Через пять лет в первую очередь я бы хотела стать мамой. Во-вторых, хотела бы еще больше преуспеть в профессии, исполнить роли, которых пока нет в репертуаре. Появиться на еще неизведанных площадках и вновь выступить там, где уже бывала: Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Милане.
— Несколько слов на прощание всем любителям балета, театра и вашим поклонникам…
— Я всем пожелаю удачного театрального сезона. Чтобы выбор спектаклей всегда был правильным, чтобы они вызывали удовольствие, несли что-то светлое и полезное. И просто самых прекрасных эмоций от театра. Истинные театралы – люди очень тонкие. Важно, чтобы таких людей было больше, больше культурных людей не со снобизмом, а с пониманием искусства.
— Как его можно выработать?
— Нужно понять, что тебе нравится. Когда я была маленькой, я старалась воспитать этот вкус. Брала видеозаписи, посещала спектакли, сравнивала их. Например, мне нравился молодой Рудольф Нуреев, я им восхищалась. Но Нуреев преклонных лет меня не впечатлял. Я не могла об этом сказать, стеснялась, ведь он выдающийся танцовщик. Позже я поняла, что у меня все правильно, я научилась оценивать, сравнивать, понимать разницу и выработала свое отношение к искусству.
С Евгенией беседовала Ирина Замотина
Фото: из личного архива Евгении